Г-же де ла Саблиер
Ириса! Петь хвалу всегда желал я вам, Но вы певцов отвергли фимиам; На смертных остальных вы непохожи в этом, Желающих всегда хвалений быть предметом; Красавицам, монархам, божествам Влечение подобное пристойно, И осуждать его здесь было б недостойно. Напиток сладостный, волшебный нектар тот, Который издавна певцами прославляем, Каким земных богов мы часто опьяняем (Охотно от него сам Громовержец пьет), — Ириса, похвалой зовется тот напиток. Вы предпочли ему приятный разговор, Предметов для него всегда у вас избыток, Вам даже изредка любезен милый вздор (Хотя последнему никто бы не дал веры); Но свет в сужденьях близорук. По мненью моему, и шутки, и химеры, В беседе кстати все — от вздора до наук, Все быть должно предметом разговора. Дары свои так рассыпает Флора, Но всякому цветку — его черед: Из каждого пчела извлечь сумеет мед. Позвольте же коснуться мне вопросов Той философии, которая слывет У нас новейшею. Нам говорит философ, Что духа нет, есть только плоть одна, И каждое животное — машина, В которой действует известная пружина, В движение приведена. Не таковы ль часы с заводом, Идущие всегда одним и тем же ходом? Откройте же ее, взгляните в глубину, — Пружину вы увидите одну, Она ближайшую спешит привесть в движенье, Пока не зазвонит известный механизм. Таков, по мненью их, животных организм. Машиной каждой впечатленье Воспринимается, и так же в свой черед Она толчок другим передает. Но как же делается это? Здесь приведу я смысл ответа. Согласно этому ученью, лишены Животные сознания и воли: В них радость и печаль, любовь и чувство боли Необходимостью одною рождены. Так что ж они? — Часы!.. А что же мы такое? О, мы — совсем другое. Различие Декарт нам поясняет сам,— Декарт, которому, наверно, был бы храм Языческим воздвигнут веком; Меж разумом и человеком Он — нечто среднее. Так, получеловек И полуустрица — иной слуга вовек. Вот каковы Декарта рассужденья: «Один я одарен способностью мышленья. Что занимает мысль мою — Один я это сознаю».
Известно вам, что, если б размышляли Животные, они едва ли Могли бы в том отдать себе отчет. Декарт же далее идет И утверждает он, что действия животных Зависят от одних влияний безотчетных, Что рассуждать они не могут никогда. Мы с вами этому поверим без труда; И тем не менее когда, травимый псами, Напуганный людскими голосами И звуками рогов, предвестников побед, Маститый зверь, достигший лет преклонных, Олень старается напрасно спутать след, От ярости ловцов, погоней распаленных, Он уклоняется, оленя юных лет Подставив им взамен. И как его уловки, Которыми продлить свои он хочет дни, Как хитрости его, его обходы ловки! Достойны участи счастливейшей они И славного вождя. Но гончих разъяренных Добычей он становится в борьбе, Иных трофеев не стяжав себе.
Когда птенцов своих, едва лишь оперенных И не умеющих летать, В опасности их куропатка-мать Увидит вдруг, искусно притворяясь, Что пулею в крыло поражена, Охотника и пса старается она Отвлечь к себе. Когда же тот, кидаясь, Готовится схватить ее, легко Она взлетает высоко, Над их смущением как будто издеваясь.
Близ севера есть дальняя страна. Как в первобытные глухие времена, Там люди все живут в невежестве глубоком; Зато животные сооружают там Над быстрою рекою иль потоком Сооружения, подобные мостам. Искусно строятся животными плотины: Настилка из досок, затем из твердой глины. Под предводительством главнейших мастеров Работает артель бобров. Известная во время оно. Что перед этою — республика Платона? Лишь только настает холодная зима, Бобрами строятся удобные дома, И по мостам они свершают переходы, Меж тем как дикари переплывают воды. Что лишены животные ума, Я верить не могу, и я скажу вам больше: Герой, пред кем дрожит турецкая земля, Мне сообщил рассказ, король великий Польши, А лжи не может быть в устах у короля. |