|
Г-же де ла Саблиер
Ириса! Петь хвалу всегда желал я вам,
Но вы певцов отвергли фимиам;
На смертных остальных вы непохожи в этом,
Желающих всегда хвалений быть предметом;
Красавицам, монархам, божествам
Влечение подобное пристойно,
И осуждать его здесь было б недостойно.
Напиток сладостный, волшебный нектар тот,
Который издавна певцами прославляем,
Каким земных богов мы часто опьяняем
(Охотно от него сам Громовержец пьет), —
Ириса, похвалой зовется тот напиток.
Вы предпочли ему приятный разговор,
Предметов для него всегда у вас избыток,
Вам даже изредка любезен милый вздор
(Хотя последнему никто бы не дал веры);
Но свет в сужденьях близорук.
По мненью моему, и шутки, и химеры,
В беседе кстати все — от вздора до наук,
Все быть должно предметом разговора.
Дары свои так рассыпает Флора,
Но всякому цветку — его черед:
Из каждого пчела извлечь сумеет мед.
Позвольте же коснуться мне вопросов
Той философии, которая слывет
У нас новейшею. Нам говорит философ,
Что духа нет, есть только плоть одна,
И каждое животное — машина,
В которой действует известная пружина,
В движение приведена.
Не таковы ль часы с заводом,
Идущие всегда одним и тем же ходом?
Откройте же ее, взгляните в глубину, —
Пружину вы увидите одну,
Она ближайшую спешит привесть в движенье,
Пока не зазвонит известный механизм.
Таков, по мненью их, животных организм.
Машиной каждой впечатленье
Воспринимается, и так же в свой черед
Она толчок другим передает.
Но как же делается это?
Здесь приведу я смысл ответа.
Согласно этому ученью, лишены
Животные сознания и воли:
В них радость и печаль, любовь и чувство боли
Необходимостью одною рождены.
Так что ж они? — Часы!.. А что же мы такое?
О, мы — совсем другое.
Различие Декарт нам поясняет сам,—
Декарт, которому, наверно, был бы храм
Языческим воздвигнут веком;
Меж разумом и человеком
Он — нечто среднее. Так, получеловек
И полуустрица — иной слуга вовек.
Вот каковы Декарта рассужденья:
«Один я одарен способностью мышленья.
Что занимает мысль мою —
Один я это сознаю».
Известно вам, что, если б размышляли
Животные, они едва ли
Могли бы в том отдать себе отчет.
Декарт же далее идет
И утверждает он, что действия животных
Зависят от одних влияний безотчетных,
Что рассуждать они не могут никогда.
Мы с вами этому поверим без труда;
И тем не менее когда, травимый псами,
Напуганный людскими голосами
И звуками рогов, предвестников побед,
Маститый зверь, достигший лет преклонных,
Олень старается напрасно спутать след,
От ярости ловцов, погоней распаленных,
Он уклоняется, оленя юных лет
Подставив им взамен. И как его уловки,
Которыми продлить свои он хочет дни,
Как хитрости его, его обходы ловки!
Достойны участи счастливейшей они
И славного вождя. Но гончих разъяренных
Добычей он становится в борьбе,
Иных трофеев не стяжав себе.
Когда птенцов своих, едва лишь оперенных
И не умеющих летать,
В опасности их куропатка-мать
Увидит вдруг, искусно притворяясь,
Что пулею в крыло поражена,
Охотника и пса старается она
Отвлечь к себе. Когда же тот, кидаясь,
Готовится схватить ее, легко
Она взлетает высоко,
Над их смущением как будто издеваясь.
Близ севера есть дальняя страна.
Как в первобытные глухие времена,
Там люди все живут в невежестве глубоком;
Зато животные сооружают там
Над быстрою рекою иль потоком
Сооружения, подобные мостам.
Искусно строятся животными плотины:
Настилка из досок, затем из твердой глины.
Под предводительством главнейших мастеров
Работает артель бобров.
Известная во время оно.
Что перед этою — республика Платона?
Лишь только настает холодная зима,
Бобрами строятся удобные дома,
И по мостам они свершают переходы,
Меж тем как дикари переплывают воды.
Что лишены животные ума,
Я верить не могу, и я скажу вам больше:
Герой, пред кем дрожит турецкая земля,
Мне сообщил рассказ, король великий Польши,
А лжи не может быть в устах у короля. |