И красноречие и ловкость укротят Сердца врагов и отвратят Удар несчастный, Баранов сотню я заклать согласен вам, А это жителю обители Парнасской Не шутка... О, примите с лаской В дар этот слабый фимиам, Привет мой непритворный И посвященный вам рассказец стихотворный. Сюжет его — для вас; теперь молчу: ведь вы Не любите, когда хвалой вас беспокоят, Хотя заслуг у вас не скроют Уста завистливой молвы. В Афинах некогда к толпе пустой и вялой, Узнав, что родины опасный час настал, Оратор некий речь держал. С трибуны мощью небывалой Стремился он зажечь в сердцах народных пыл; Он о спасении отчизны говорил. Его не слушали. Всю силу выраженья, Он все уменье напрягал, Бездушных, кажется, могло б объять волненье; Он страстно убеждал, Он мертвых пробуждал В могилах, Гремел, все высказал, что только было в силах, — Все вихрь умчал. Пустоголовый люд и не внимал нисколько, По сторонам зевали только. Оратор увидал, как все вдруг увлеклись... Не речью, нет: в толпе ребята подрались! Что ж ритор? Речь его сюжет переменила: «Церера, — начал он, — откуда-то спешила, С ней угрь и ласточка. Случись Река им на пути. Не думая нимало, Угрь в волны — прыг, А ласточка — на крыльях. В миг Перебрались...» |