Сон Монгола (Le Songe d'un habitant du Mogol)

"Сон Монгола".
Художник Гранвиль.
Тур. 1897 г.

"Сон Монгола".
Художник Ж. Давид.
Париж. XIX в.

Парки.
Прорисовка с картины
эпохи Возрождения.

Монголу одному такой приснился сон:
Он видел визиря средь райских наслаждений
В святых обителях; и тут же, подле, он
Увидел ад и тьму мучений,
И вот отшельника в огне приметил вдруг.
Так страшно уголья бедняжку подпекали,
Что даже грешники среди различных мук
Сочувственно глядели и стонали.
Все это было так ужасно, несказанно,
Темно, таинственно и странно,
Что даже сам Минос,
Казалось, был в недоуменьи.
Монгола моего встревожило виденье,
И вмиг очнулся он. Томясь значеньем грез,
Смущен виденьем, он вздумал обратиться
К снотолкователю, и тот сказал ему:
«Тут нечему дивиться!
Вот объяснение виденью твоему:
Знай: это предостереженье
Тебе от самого Аллаха. Визирь тот
Частенько на земле искал уединенья;
Отшельник же, наоборот,
Любил ходить на поклоненье
В покои визирских дворцов».

Ах, если бы я мог добавить пару слов
К словам гадателя, я тихими мечтами
Уединенье бы решился восхвалять.
Оно небесными, нездешними дарами
Своих поклонников умеет награждать.
О, милое уединенье,
Где сладость тайную я обретал всегда,
Мечты, заветные в минувшие года!
Ужель вдали от треволненья
От вечной суеты здесь не придется мне
Вновь наслаждаться в тишине
И сенью вашей, и вашею прохладой?
С какою сладкою отрадой
Вступил бы снова я в тенистый ваш простор...
Когда же, наконец, вновь девять Муз-сестер,
Вдали от городов с кичливыми дворцами,
Ко мне слетят
И посвятят
Меня в миры светил, что высоко над нами
От века движутся незримо для очей,
И мне поведают в минуты вдохновенья,
Названия тех звезд, чье тайное теченье
Меняет, властное, судьбу и жизнь людей?
Но если здесь, в земной юдоли,
Уединенья не дал рок,
Пусть изредка хотя певучий ручеек
Поет о чудесах недостижимой воли.
Пусть Парка не соткет из нитей золотых
Мне ткань грядущих дней моих,
Пусть дорогой альков прохладой мягких складок
Не осенит ночей моих, —
Ведь разве сон не будет также сладок,
И так же безмятежно тих?
Вдали от суеты я стал бы мир глубокий,
Сон, безмятежный сон вкушать;
Когда ж придет пора пуститься в путь далекий,
В страну иную мне предстать,
Спокойно я умру, счастливый, сознавая,
Что мирно жизнь прошла, пустых забот не зная.

Перевод Н. Познякова.

Сюжет басни заимствован из сборника «Гюлистан, или Царство роз» персидского поэта Саади. На русский язык эту басню под названием «Сон Могольца» переводил также В.А. Жуковский.

Приснился одному Монголу сон. Со стороны он видит ад и рай. В обители, где радость ждет и счастье, сидел визирь, а рядом, как в огне, на углях подпекался отшельник. Картина представлена очень ярко, выразительно и эмоционально. Визирь испытывает райские наслаждения, а мучения отшельника настолько велики, что «даже грешники среди различных мук сочувственно глядели и стонали».

Монгол очнулся. Сон его потряс. Он не поймет видений и отправляется к снотолкователю. Тот объясняет, что удивительно нет в том, что Монгол увидел. Все просто: «визирь частенько на земле искал уединенья, отшельник же, наоборот, любил ходить на поклоненье в покои визирских дворцов».

Лафонтен переходит к рассуждениям о том, насколько счастлив человек в уединенье. Он с наслаждением предается воспоминаниям, в которых жил «вдали от треволненья, от вечной суеты». Автор говорит об этом ярко, не скрывая восторга. Он и теперь со «сладкою отрадой» хотел бы оказаться в тишине счастливого уединенья. Но рок не дал ему этой радости, лишил чудес «недостижимой воли». А потому надежда есть на то, что, уходя «в страну иную…спокойно я умру, счастливый, сознавая, что мирно жизнь прошла, пустых забот не зная». Лафонтен чист перед собой. Он не ходил во дворцы, не тешил царские покои своим присутствием, не пел дифирамбов в честь сильных мира сего. Он честно жил, а потому вправе рассчитывать на жизнь счастливую в ином измерении человеческого бытия.

Мартышка и Кот (Е. Ламберт)

Мартышка и Кот (Г. Доре)

Мартышка и Кот (де Вимар)